Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]

— Как видите, в моей жизни все обыкновенно и просто, как у многих женщин. Не знаю, чем могла заинтересовать вас.

— Есть у вас с собой какие-нибудь документы?

— Только удостоверение личности. — Она открыла сумку, поискала в ней. — Пожалуйста. Документ был в порядке, Климов тут же вернул его.

— Значит, теперь вы одна с сыном? — Он спрашивал, чтобы как-то затянуть время: понимал, что перед ним не та, которую он искал, и странное совпадение имени и фамилии не давало ему покоя.

— Да, одна с сыном.

— Наверное, есть подруги?

— Особенно похвастаться не могу. Но есть. Они что, тоже интересуют вас?

— Может быть.

— Назову. Мы дружим много лет. Одна — Нина Кашина, соседка по квартире, в которой мы жили еще вместе с мужем. Работает в автохозяйстве. Сейчас встречаемся реже: женщинам ведь некогда разъезжать. Другая работает вместе со мной — Римма Лыкова. С ней, разумеется, видимся каждый день…

— Вы должны знать, почему я спрашиваю обо всем этом, — прервал ее Климов. — Вашим именем кто-то очень серьезно злоупотребил. Поэтому я и заговорил о подругах.

— Нет, нет, они не могут, — торопливо заверила она.

— Я и не говорю об этих. Может быть, у вас есть знакомые, которые живут совсем не в нашей области?

— Нет, — сразу ответила она. Но, помолчав, спросила:- А как злоупотребили моим именем?

— Как вам сказать. Предположим, в преступных целях.

— И что? Преступник — женщина?

— Конечно, если воспользовались вашим именем, а не моим.

— Этого не может быть, — заключила она. И задумалась.

Климов не мешал ей. Заметив, как она тревожно взглянула на него, спросил:

— Вспомнили что-нибудь?

— Да так. Глупость, наверное, но все-таки…

— Не стесняйтесь. Разговор между нами.

— Я только что говорила о Римме Лыковой, которая работает со мной. Она в конце марта — начале апреля ездила отдыхать в Ялту. И там близко познакомилась с одной женщиной, которая, как она рассказывала, работает тоже товароведом, в Тюменской области. Ну, обсудили они, видимо, все: люди на отдыхе. Так вот, та женщина очень звала Римму переехать на работу к ним: не в саму Тюмень, а куда-то севернее, где теперь у них нефть и газ. Там хорошо платят. Римма сама ехать отказалась, но рассказала обо мне: все-таки мне одной с ребенком на руках трудно. Даже дала той женщине мой свердловский адрес.

— И что дальше?

— Мне никто ничего не написал.

— И вы не пытались наладить связь?

— А зачем мне? Я и Римме сказала тогда, что вовсе не хочу уезжать отсюда.

— Дела… — вздохнул Климов. Приободрившись, сказал: — Валентина Андреевна, я намерен серьезно заняться этой женщиной из Тюменской области. Прошу вас завтра сразу после работы зайти ко мне. Ваши показания надо оформить как положено. Так что захватите паспорт.

— Хорошо. Я могу уйти?

— Я вас потревожил, поэтому постараюсь доставить домой. Да!.. Пожалуйста, не волнуйте свою соседку-старушку.

Проводив Рязанцеву, Климов не мешкая поехал к Лыковой.

Он застал ее дома и, познакомившись, прямо повел разговор о ее ялтинском знакомстве.

— А я как-то быстро сошлась с ней еще в самолете, — моментально включилась Лыкова.— А когда разговорились, она сразу сказала мне, что им очень нужны кадры.

— И вы дали ей адрес Валентины Андреевны?

— Да.

— А где живет эта ваша тюменская знакомая, помните?

— Нет, точно не знаю. Даже название поселка из головы вылетело.

— Как выглядит, сколько ей лет?

— Она много моложе меня, но чуть постарше Вали. А выглядит как?.. Круглолицая, суетливая: как колобок катается. Черненькая, хорошенькая еще…

— Вам-то она хоть написала?

— Нет.

— А Валентине Андреевне?

— Тоже, наверное, нет. А то бы я знала.

Геннадий Климов и начальник отделения уголовного розыска Иван Иванович Усков просидели в райотделе до позднего вечера. Оперативные группы, в состав которых были включены сотрудники торгово-кулинарного училища, докладывали с автостанции, вокзала и аэропорта, что скрывшийся кассир там не появлялась.

Загадочная, безликая Рязанцева исчезла.

А телетайп в комнате связи райотдела методично отстукивал телеграмму:

«Всем, всем, всем! Разыскивается опасная преступница, называющая себя Рязанцевой Валентиной Андреевной. Приметы: рост 150–160 сантиметров, 33–36 лет, глаза миндалевидные, блондинка, волосы носит распущенными до плеч. На руке кольцо из желтого металла с камнем. Юбка черная, кофта трикотажная ярко-розового цвета. Обута в коричневые туфли на малом каблуке. При задержании немедленно сообщить в Ленинский районный отдел внутренних дел города Свердловска…»

— …Ну и что мы запишем первым пунктом в план оперативно-розыскных мероприятий? — спросил Усков Климова.

— Фонарю ясно: установление личности преступницы.

— Каким образом?

— Спроси у господа бога.

— Так и писать?..

— Не надо, пожалуй. Давай-ка лучше закурим.

Вернувшись домой, Валентина Андреевна устало опустилась на диван. Мысли смешались, и она не могла сосредоточиться на чем-то одном. Она никогда не имела дел с милицией.

Поэтому сегодняшний вызов, такой внезапный и необычный, когда ее буквально увели с лестничной площадки в подъезде собственного дома, представлялся ей не иначе как предвестником большой беды. Валентина Андреевна попыталась до мелочей восстановить весь разговор с Климовым и с ужасом поняла, что следователь, собственно, ничего ей не сказал и она бессильна даже предположить, что произошло за ее спиной.

В мыслях она то и дело обращалась к своим подругам, которые столько лет были рядом с ней в самые тяжелые минуты, и любое подозрение относительно их казалось ей кощунственным.

Измучив себя окончательно, Валентина Андреевна переоделась в домашнее, кое-как освежилась перед зеркалом и вышла на кухню. У нее не было никакого желания заговорить с соседкой — очень милой и обходительной женщиной, в одиночестве коротавшей старость.

Но та не сдержалась сама:

— Валюша, я никогда не видела этого вашего знакомого.

— А какого вы видели? — попробовала улыбнуться Валентина Андреевна.

— Извините, я не так выразилась, — поправилась соседка. — Я просто не знала, что у вас есть знакомый.

— Как видите, появился… Может быть, еще придет, — почему-то предположила Валентина Андреевна и поторопилась в комнату.

«Какую глупость сморозила…» — подумала, оставшись одна. Ведь завтра нужно самой явиться в кабинет Климова для какого-то официального разговора. Тут же вспомнила о паспорте: не забыть бы утром в спешке.

Валентина Андреевна присела возле столика с трельяжем, в одном из ящиков которого хранила документы. Перебрав жировки и платежные квитанции за Димкин садик, нашла свидетельство о расторжении брака, профсоюзный билет, добралась до диплома об окончании техникума, отодвинула в сторонку сберегательную книжку, с которой, знала, давно сняты остатки скромных вкладов… Посоображала. Открыла нижнее отделение столика, вытащила большую коробку с лекарствами и рецептами, быстро перебрала их и снова принялась за ящичек с документами…

Через час-полтора, перевернув в комнате все вверх дном, опустошенная, легла в постель. Паспорта не нашла.

Валентина Андреевна лежала неподвижно, равнодушная ко всему. Она чувствовала, как усталость, сковавшая ее, тушит остатки мыслей, обволакивая их туманной пеленой. Потом ей стало тепло и уютно.

Когда она открыла глаза, уличный фонарь высвечивал ажурную вязь тюлевой шторы.

Тишина за окном означала глубокую ночь. Сознание спокойно вернулось к событиям минувшего дня, в котором остались и волнения, и усталость.

Валентина Андреевна подумала о предстоящей встрече с Климовым и стала сосредоточенно восстанавливать в памяти все, что оставило след за четыре года, прожитых без мужа в этой квартире. Ничего радостного. Первый год привыкала к новому положению. Переживать разрыв с мужем было некогда, потому что часто болел Димка. Потом привыкла и вместе с привычкой пришло душевное облегчение, как и должно быть, когда из жизни уходят унизительные ссоры и оскорбления. С нежностью вспомнила подруг, неизменно участливых и верных в житейских затруднениях.

И, не пугаясь уже, а больше удивляясь, пыталась понять, кто мог сделать ей плохое.

Ко всему этому странная пропажа паспорта. Она брала его с собой только в тех случаях, когда это было необходимо. «Может быть, еще найдется?..»

Единственными гостями в ее квартире за эти годы были подруги. Никаких других близких знакомых она не заводила. Впрочем…

Ей вспомнилась середина нынешнего апреля, неприятный вызов в институт народного хозяйства. После развода она запустила занятия на заочном отделении, кое-как переползала с курса на курс, в конце концов пропустила последнюю экзаменационную сессию, и ее попросту отчислили.